Поярков исследование тихого океана

Василий Поярков — русский землепроходец: биография, открытия

Как и у многих русских землепроходцев, благодаря которым Россия обросла огромными территориями вплоть до Амура и Тихого океана, даты рождения и смерти Василия Пояркова неизвестны. В документальных хрониках о нем упоминается с 1610 по 1667 год. Исходя из этого, временные рамки его жизни указываются приблизительно.

Служилые люди Сибири

Известно, что Василий Поярков родом был из древнейшего города Кашина Тверской губернии. Относился он к служилым людям, то есть к той группе лиц, которые были обязаны нести в пользу государства либо военную, либо административную службу. Служилые люди имели и другие названия – ратные и государевы люди, вольные слуги, послужильцы (вольные холопы) и просто ратники.

Такие названия имели хождение с XVI по XVIII век. Василий Поярков на службу в Сибири был зачислен с 1630 года. Здесь он дослужился до чина письменного головы. Что это значит? Это должностное лицо, входящее в штат при воеводе. Преимущественно этот чин встречался в Сибири и Астрахани. На правом берегу реки Лены в 1632 году был заложен сотником Петром Бекетовым Якутский острожек. За десятилетие он превратился в административный центр Якутского воеводства и исходный пункт большого количества торгово-промышленных экспедиций на север, юг и восток Азии. А первым воеводой там стал стольник П. П. Головин, при котором письменным головой и служил Василий Поярков.

Подходящая кандидатура

По тем временам Василий Данилович считался человеком весьма образованным, но нрав имел довольно крутой. Россия, закрепившись на реке Лене, присматривалась к южным и восточным, да и к северным территориям. Уже было известно, что Приамурье богато пахотными землями, на которых родится много хлеба, а в Якутск его завозили из-за Урала.

Снаряжение

Отряд, состоящий из 133 человек, был снабжен пушкой, большим количеством пищалей (ранние образцы огнестрельного оружия) и боеприпасов. Кроме того, в обозе имелось много судового инструмента и парусины для строительства лодок, а также очень много различного товара для подарков местным жителям и для обмена с ними – сукно и бисер, медные котлы и утварь. Самое главное – отряду было строго-настрого запрещено каким-либо способом обижать или притеснять аборигенов. Перед отправкой к казакам присоединились около полутора десятков «охочих людей» (так назывались промышленники) и переводчик. Им стал Семен Петров Чистой.

Конкретные цели экспедиции

В 1639 году отряд пеших казаков под началом землепроходца Ивана Юрьевича Москвитина уже достигал берегов Охотского моря и Сахалинского залива. Василий Данилович Поярков со своим отрядом изначально отправились к Амуру, и цели добираться до морей Тихого океана перед отрядом не ставилось. Их основной задачей было исследование Приамурья. Русские, обосновавшиеся в Якутске, уже обладали разрозненными данными об окрестных реках и народах, живших по их берегам.

Пояркову вменялось в обязанность обнаружение и подробное описание природных богатств, в частности, подтверждение слухов об огромных запасах различных руд. Нужны были подробные сведения о роде занятий местных жителей, дорогах и волоках к уже известным рекам Зие и Шилке. Подробно был оговорен маршрут Василия Пояркова и сообщены все имеющиеся сведения о местах, в которые предстояло отправиться отряду пеших казаков.

Читайте также:

Счастье у моря холли мартин

Даурия

Страна, которая первой лежала на их пути, называлась Даурией, и в ней уже побывали и казак Максим Перфильев в 1636 году, и промышленник Аверкиев. Оба они вернулись и рассказывали удивительные истории о богатствах этих краев, а Перфильев составил карту, которой пользовались и до XIX века. К Даурии относилась часть нынешнего Забайкалья и запад Приамурья. Чтобы читатель смог составить хоть какое-то представление о том, как продвигалась экспедиция Василия Пояркова, ниже мы привели карту. Все отряды, ранее отправлявшиеся на разведку, были малочисленны – с Дмитрием Копыловым отправились 509 казаков, с Иваном Москвитиным – 32. А Петр Петрович Головин снарядил хорошо вооруженную военную экспедицию из 133 человек, и результатов он ждал соответствующих.

Начало похода

Самые хорошо известные годы жизни Василия Пояркова – это время его знаменитого похода, который был начат в 1643-м, а закончен в 1646 году. В июле-месяце отряд, ведомый Поярковым, выйдя из Якутска, на 6 дощаниках (речное несамоходное судно с плоским дном и палубой, грузоподъемностью от 7 до 200 тонн) спустились по Лене до места впадения в нее Алдана. Затем по Алдану и двум рекам его бассейна, Учуру и Гонаму, они поднялись до места первой стоянки.

Путь до стоянки судов

Надо отметить, что продвижение против течения шло не так быстро – от устья Алдана до места впадения в него Учура отряд добирался месяц. Путь по притоку Алдана до устья Гонама занял еще 10 дней. По Гонаму плыть на судах можно было только 200 км, затем начинались пороги, через которые дощаники надо было переправлять волоком. По письменным свидетельствам, порогов было сорок – на все эти трудности ушло еще 5 недель.

Своенравное и непрофессиональное поведение

Преодолев этот путь за две недели, В. Д. Поярков попадает в Приамурье, а еще через такой же промежуток времени по притоку Мульмаге выходит к большой реке Зее и, собственно, проникает в Даурию. В некоторых источниках сведения о ходе этой экспедиции отличаются. В одних делается акцент на крутом нраве Пояркова, любимым методом которого было пленение знатных аборигенов и дальнейшее вымогательство даров и принуждение к сотрудничеству. В других говорится, что «письменный голова», хоть он и был крут, но помнил наказ – не обижать местное население.

Первая страшная зимовка

Однако более распространенная версия говорит о том, что лично Василий Поярков, землепроходец и мореплаватель, открыватель новых земель, приказал захватить аманатами (в заложники) представителей даурской знати и держать их в построенном укрепленном остроге с целью принуждения платить оброки не маньчжурам, а русскому царю. Острожек был хорошо укреплен, а казаки знали толк в войне, и все предпринятые атаки местного населения были отбиты. Но с начала января 1644 года и до весны острожек находился в блокаде. Начался лютый голод, и, по письменным свидетельствам, как сам Василий Поярков, биография которого в противном случае здесь бы и закончилась, так и казаки «поедали трупы». Поступки русских пришельцев, взятых в кольцо, вызывали отвращение у сытых дауров. Вести об этом позорном факте неслись впереди экспедиции.

Спуск по Амуру

Весной, когда по каким-то причинам кольцо осаждающих распалось, В. Д. Поярков послал за зимовавшими на берегах Гонама, остальные же под управлением вышеупомянутого Петрова отправились дальше к Амуру на разведку. Вернувшийся отряд Петрова был сильно потрепан, в результате с прибывшим подкреплением общее число казаков под началом В. Пояркова составило 70 человек. Они построили новые лодки и поплыли по Зее до Амура. Повсюду русские встречали неприятие и сопротивление и были вынуждены спуститься до устья этой великой реки.

Читайте также:

Витус беринг что открыл океан

Новые неведомые племена

Следующим после дауров народом, встретившимся казакам в среднем течении Амура, были землепашцы дючеры. Вести о злых «людоедах» дошли и до их ушей. Ополчением дючеров был уничтожен разведывательный отряд казаков, состоящий из 20 человек. Это истребление посланных в разведку землепроходцев имело место в устье крупного притока Амура – реки Сунгари. Два следующих племени, встретившихся отряду В. Д. Пояркова, не были землепашцами или охотниками – они добывали рыбу. Ею кормились, а в раскрашенные шкуры крупных рыбин одевались. Первое племя называлось гольдами, а второе, жившее в устье Амура, гиляками.

Ничем не оправданные поступки

Согласно сохранившимся хроникам, ни с первым, ни со вторым народами у В. Д. Пояркова не было столкновений, а гиляки сразу охотно присягнули на верность русскому царю и даже отдали первую дань – ясак. Здесь, в устье Амура, казаки стали на свою вторую зимовку. И опять им довелось переживать лютый голод и питаться падалью. Может быть, поэтому, а может, в силу самодурства (правду мы сегодня, к сожалению, так и не узнаем) Василий Поярков, что открыл в эту зиму Амурский лиман и Татарский пролив и узнал о «волосатых людях», проживающих на Сахалине, перед отправлением в дальнейший путь напал на мирных гиляков. В результате этого боя отряд казаков уменьшился вдвое.

Возвращение

Льды вскрылись, и Василий Поярков вышел в Амурский лиман. В дальнейшем в течение трех месяцев он поднимался вдоль юго-западных берегов Охотского моря (все подтверждено документами). Продвигался мореплаватель от устья Амура до места впадения в Охотское (Ламское) море реки Ульи. Здесь после шторма, в который попал сильно поредевший отряд, казаки стали на свою третью зимовку. Но эти земли в 1639 году уже посетил Иван Юрьевич Москвитин, а местные жители платили дань русскому царю. После зимовки отряд (по разным данным, в его составе оставалось от 20 до 50 человек) по реке Мае начал свое возвращение в Якутск, куда и прибыл в середине июня 1646 году.

Заслуги и просчеты экспедиции

Основной целью похода В. Пояркова было обнаружение месторождений свинцовой, медной и серебряной руд, однако она не была достигнута. Кроме того, землепроходец нарушил первоначальный план экспедиции и погубил неправильными решениями многих людей. Но все-таки Василий Поярков (что открыл этот человек, вам теперь известно) подарил России новый путь в Тихий океан и огромные площади новых богатых земель, а также первым проник в бассейн Амура и вошел в историю страны как великий первопроходец, именем которого названы и поселки, и реки, и пароходы. В 2001 году Банком России была выпущена монета достоинством 50 рублей «Экспедиция В. Пояркова». Она входит в серию «Освоение и исследование Сибири».

Надо отметить, что о жестокости В. Пояркова пишется много – и пытками пленных он не брезговал, и пшеничные поля выжигал, чтобы имевшийся вначале избыток хлеба продать повыгоднее. Но самое главное, чего достиг таким поведением В. Поярков, – это резкое неприятие коренным населением участников последующих русских экспедиций, например Е. П. Хабарова. Но вместе с тем Пояркову удалось завершить экспедицию и доставить официальные сведения о новых землях. Последние годы жизни Василия Пояркова прошли в Москве, в покое и достатке. В Сибири он служил до 1648 года в прежней должности.

Источник

ВАСИЛИЙ ПОЯРКОВ НА АМУРЕ

НА ВОЕВОДСКОМ ДВОРЕ

Читайте также:

Европейский мореплаватель впервые пересек тихий океан

Это были беспокойные и горячие годы. И завоеватели, и мирные открыватели новых земель на северо-востоке, разумеется, не знали, что их память будет впоследствии тревожить историков. Все было просто и буднично. Не известный никому Василий Бугор выстроил посреди Енисейска десять удальцов лыжников и, перекрестившись на восток, пошел вместе с ними искать великую реку Лену.

В том же, 1628 году братья-устюжане Ярофей и Никифор Хабаровы бродили по гиблой тундре от Мангазеи до Таймыра. Служилый человек Семейка Дежнёв тогда еще обивал пороги тобольских и енисейских съезжих изб.

На берегах Лены выросли стены первого русского острога, а вскоре казаки пришли на быстрый Анабар и Вилюй. Елеска Буза добрался по Лене до Ледовитого океана и сыскал Яну, где взял с туземцев два сорока соболей. Обо всем этом служилые люди писали в Тобольск. Из Тобольска челобитные и отписки открывателей шли в Москву, в недавно учрежденный Сибирский приказ. Многие из этих бумаг были, вероятно, известны некоему Василию Пояркову[1].

Служил ли он до 1638 года именно в Тобольске или только пришел туда в свите Головина из Москвы, мы не знаем. Ни одна сибирская летопись не дает прямого ответа на этот вопрос, и точно неизвестно, где набирались чиновники для якутского похода — в Тобольске или Москве. А Василий Поярков был именно чиновником, и довольно крупным. Он состоял для особых поручений при особе воеводы — его управляющим делами, советником.

И вот… «в 1639 году июня в 21 день ехали мимо Тобольска на великую реку Лену, в Якутский острог, первые московские воеводы, город якутской ставить, и своим столом по Государеву указу быть седоками, стольник Петр Петрович Головин, да стольник же Матфей Богданович Глебов, да дьяк Ефим Варфоломеев сын Филатьев», — говорит летописец.

Не рукой ли Пояркова была написана «наказная память» воеводы Головина на имя воеводы тобольского князя Темкина-Ростовского? Она гласила, что государь указал: «взять у вас в Тобольске, на свою государеву службу, в новую сибирскую землю, на великую реку Лену, тобольских служилых людей двести сорок пять человек, с Березова пятьдесят человек…» Отряд Глебова и Головина по тому времени был огромным. Двое воевод, дьяк, два письменных головы, пять детей боярских, трое подьячих, четыре попа, дьякон, два толмача, два оружейника. Это, так сказать, высший и средний командный состав. Он повелевал почти 400 рядовыми, добрым десятком младших командиров.

Историк Якутии Майнов считает, что эта сила была приготовлена против восьми тысяч якутов и тунгусов, спавших на копьях и ножах и все время тревоживших первых русских поселенцев. Ведь Якутск как острог существовал всего семь лет. Енисейск ишь недавно был основан, а частокол Верхоянского острога, заложенного Постничком Ивановым, только что был поставлен. Не легок, не короток был путь из Тобольска в Якутский острог!

Огромная и дикая страна, редкие поселения русских, отгородившихся высокими палисадами от неисчислимых своих врагов, смертная маета — цинга и голодовки. И наряду с этим — бесстрашие и удаль стрельцов и служилых людей. На тучных землях Сибири всходил первый ржаной колос; пахарь с пищалью в руке сторожил свои посевы на берегах Енисея и Лены. Насколько должен был быть предприимчив, тверд и бесстрашен земледелец Ленского края в то время!

Поярков и Головин встретили одного из таких людей на берегу реки Куты, при ее устье, где со дна небольшого озера били соляные ключи. Кряжистый светлоглазый устюжанин, варивший соль у себя на родине — в Устюге, Тотьме или Соли Вычегодской, придя на Куту, поставил на озере колодцы и варницы. Соль он добывал хорошую — не хуже, чем соловецкая и печенегская.

Читайте также:

Наибольшие океанические течения тихого океана

Ерофейко Хабаров — так звали солевара — возделывал здесь пашни и рубил лес. После службы в Енисейске, хождения к Мангазее и Таймыру Хабаров с братом Никифором возвратились было в Устюг Великий, но вскоре, помолившись Прокопию Праведному, подались в Сибирь снова. Они шли вслед за толпой вологодских и устюжских переселенцев, которых гнали по царскому указу вместе с двинскими девками, предназначенными в жены енисейским и ленским стрельцам.

Хлебопашцем Хабаров не стал, зато ему повезло на берегах кутского соленого озера. Он быстро богател. Возможно, что Головин поручал именно Василию Пояркову переговоры о хлебном займе у кутского солевара; хорошо известно только то, что Ерофейко дал отряду Головина около трех тысяч пудов хлеба. Первая встреча солевара с грозным воеводой Петром Головиным обошлась для Хабарова благополучно.

Отряд прибыл в Якутск, и первый воевода принял власть над острогом. Приступил к исполнению своих сложных служебных обязанностей и письменный голова Василий Поярков.

Разные дела приходилось разбирать тогда правителям острога. Некий Семейка Мотора попался в том, что обманно взял лошадь у ясачного якута Себе Даванова. Дьякон Спиридон, только что присланный в Якутск и, очевидно, пришедший туда вместе с Поярковым, подал через Головина челобитную самому государю. Спиридон просил в ней назначить ему поощрение. Исполняя службу за протодьякона, возглашая многолетие в «царские часы», дьякон помнил, что в других городах его коллеги получают не только деньги, но и «государев погреб»…

Посланец Елески Бузы из юкагирской землицы привез в Якутск первые меха с устья Яны. Принявшие его Головин с дьяконом и письменными головами повели расспросные речи о реке Яне. Почти одновременно с гонцом Бузы в Якутск пришел и Ивашко Москвитин, томский казак. Москвитин рассказывал совершенно удивительные вещи о том, как двенадцать его землепроходцев в утлой лодке прошли вдоль берега Ламского (Охотского) моря.

Это было великое событие — первое возвращение русских с просторов тихоокеанского побережья. Москвитин говорил, что они ходили с «Уди-реки по морю на правую сторону, изымали тунгуса, и тот де тунгус сказывал им про хлебную реку, и хотел их вести на ту хлебную Шилку». Шилкой был назван Амур. Так русские впервые узнали об этой реке. Москвитин рассказывал и о реке Чи (Зее), о том, что дауры — племя пока неведомое — сходятся для торга на реке Омуте. Все «скаски» Москвитина подтвердил Максим Перфильев, который явился в Якутск с Витима. Перфильев объявил воеводе о серебряной руде на «реке Уре» — притоке Зеи, а когда услышал москвитинскую «скаску» об Амуре, добавил, что Амур впадает в Ламское море. Головин с особым вниманием выслушал рассказы о зейском серебре.

В год 1641-й, когда Семейка Дежнев дрался с обитателями янского побережья, а Воин Шахов растерял половину своего отряда между Вилюем и Якутском, Василий Поярков отправился в служебную поездку. Выполняя приказ начальства, Поярков в один прекрасный день нагрянул в дом к Ерофейке и предъявил ому приказ об отдаче соляных варниц в государеву казну. Ерофейко, сжав зубы, ушел со своего пепелища на Лену, к Киренску, а Поярков помчался в Якутск с докладом своему начальству об успешном выполнении наказа.

Спустя два года, выстроив новый Якутск с острогом из пяти башен, церковью, воеводским двором, съезжей избой и амбарами, Головин вспомнил о серебряной руде на Зее, о загадочной Пегой орде. И позвал к себе Пояркова.

Отряд Пояркова был набран из промышленных и гулящих людей. В него вошли также 16 казаков и стрельцов из отряда Головина.

ПОХОД В ПЕГУЮ ОРДУ

15 июня 1643 года Головин и Поярков осмотрели отряд в последний раз. В лодки были посажены 112 служилых и 15 охочих людей, погружены единственная чугунная пушка, свинец, порох и всякие припасы. Помощниками Пояркова были Юшка Петров и Патрикей Минин. Отряд плыл по Лене до устья Алдана, затем по Алдану до самого Учура, а по Учур-реке лодки землепроходцев попали в реку Гоному (теперь она зовется Гонам). На Гономе было много порогов — больших и малых, всех их насчитали шестьдесят четыре. Люди Пояркова волокли суда через камни и пенистые буруны, лодки колотило о пороги.

Письменному голове мерещились богатства новой страны, что лежала за диким Даурским камнем. В суме Пояркова лежала свернутая в трубку «наказная память» Петра Головина: «…и на Зие-реке будучи, ему, Василию, расспрашивать всяких иноземцев накрепко про сторонние реки падучие, которые в Зию-реку пали, как люди по тем сторонним рекам живут, седячие иль кочевые, и хлеб у них и иная какая угода есть ль и серебряная руда и медная, и свинцовая по Зие реке есть ль и что иноземец в расспросе скажет, и то записывать именно. И чертеж и роспись дорог своей и волоку, и Зие-реке и Шилке, и падучим в них рекам и угодьям, прислать в Якутский острог, вместе с ясачною казною; и чертеж и роспись прислать за своею Васильевой рукою…».

Со всем увлечением, на которое была способна твердая душа Пояркова, он принялся за исследование новой страны. Он «разведывал про руду, и про синюю краску, и про дорогие камни», гнал, торопил свою дружину, чтобы скорее пробиться за Зейский перевал. Дружинники плыли по Гономе пять недель, пока лодки еще могли двигаться сквозь молодой лед. Но вскоре Поярков увидел, как Гонома сжала обмерзшие борта судов в ледяных объятьях. Вдали высился угрюмый Становой хребет.

Поярков приказал людям строить зимовье. Нетерпеливый письменный голова двинулся к дикому Даурскому камню на лыжах и нартах и с вершины Станового хребта увидел рубежи Пегой орды. Однако добраться до Зеи всем отрядом в 1643 году не удалось.

В 1644 году на реке Умлекане, что впадала в Зею, поярковский отряд выстроил крепостцу. В наскоро сколоченном зимовье Поярков сделал записи для будущей «скаски» о владеньях Пегой орды. Он узнал о Зее, ее притоках и сам проходил устья Брянды, Гилюя и Ура (Перфильев говорил в Якутске, что именно на Уре-реке залегает серебряная руда).

В верхнем течении Зеи стояли селения и города Пегой орды. Но разве можно было назвать ордой оседлых людей-земледельцев, носящих шелковое платье?

По старой сибирской привычке Василий Поярков пытался взять заложников и скоро взял в аманаты даурского князца Доптыула. С удивлением рассматривали русские стрельцы первого увиденного ими даура — с косой на макушке, облаченного в шелковый кафтан. Поярков приставал к князцу с расспросами: где дауры берут серебро? Доптыул в ответ разъяснил, что местных руд дауры не знают и не ищут, а серебряные изделия достают из Китая.

Василий Поярков узнал, что дауры едят на серебре, ходят в шелках, ловят соболей, делают бумагу, добывают постное масло, которое куда как идет к огурцу. Кстати сказать, оголодавшие в якутской стране служилые с жадностью слушали рассказы о богатствах Пегой орды. Здесь было все — и огурцы, и дыни, и свинина, и курятина, просо и яблоки, пшеничная мука и виноград, вино. Ясно, что поярковской ватаге Даурия показалась землей обетованной.

Поярков был умен. Теребя бороду, письменный голова соображал: пусть «в даурах» он не сыщет ни дорогих камней, ни синей краски, ни серебряной руды. Но, если верить рассказам «языков», он нашел богатства куда более дорогие, чем серебро. Зачем теперь везти хлеб и другие припасы из Тобольска в Якутск? Пегая орда — ближе. Пусть на Лене хлеб тоже сеют; это не повредит делу, а в основном пшеницу можно будет доставлять в Якутск из даурских земель.

Пока Поярков обдумывал все это, у дружины не было даже куска хлеба. Воинам нечего было есть.

Понимая, что на гостеприимство даур рассчитывать пока трудно, Поярков размышлял, как продержаться у рубежа Пегой орды до ледохода, когда можно будет пригнать грузы с Гономского зимовья. Он разделил скудные остатки муки между спутниками; каждый до весны должен был кормиться 30 фунтами хлеба.

Вскоре обессилевшие люди стали есть сосновую кору, добывать какие-то коренья. Но ни кора, ни клубни из промерзшей земли не спасали от гибели. Князец Доптыул смог в конце концов бежать из умлеканского острожка. Очевидно, это он, движимый чувством мести, указал своим соотечественникам, где отсиживались голодавшие русские. К острожку все чаще и чаще стали подходить дауры.

Поярков не хотел сдаваться. Грохотала чугунная пушка, гремели пищали, и тела даур падали на мерзлый луг у стены острожка.

Люди с нетерпением ждали весны, когда можно будет есть и корни трав. Но пришла весна, зазеленела трава, а весь луг перед крепостцей вдруг выгорел от неосторожности служилого, разводившего костер среди высохшей прошлогодней травы. Сердце Пояркова все больше каменело при виде человеческих страданий.

Приди Поярков в Якутск с неудачей, покайся, поваляйся в ногах у воеводы, ему было бы прощено если не все, то многое. Поярков мог бы быть только смещен для службы в каком-нибудь Киренссе, его могли бы послать для сбора ясака на Лену… И это все.

Но Поярков не повернул обратно за Даурский камень. Как призрак, возникла его дружина над Пегой ордой. Стоя на носу дощаника, с пищалью за плечами, с длинным якутским копьем в руке, с тульским мечом за зырянским цветным поясом, Поярков оглядывал новые просторы. В острожке на Умлекане он оставил сорок трупов умерших от голода спутников.

Дауры на Зее выходили из своих городов, ругали поярковцев, не давая им высаживаться на зейские берега. Поярков сжимал зубы — слишком истощены и измучены были его люди.

Но вот впереди заблестело мощное русло новой реки. Это был заветный Шилкар, как называли его тунгусы, — это был великий Амур!

В устье Зеи поярковская вольница разделилась, и 26 отважных людей пошли вперед к устью Шилкара. Но на отряд напали воины племени джючеров, которые, подобно даурам, сеяли хлеб и разводили скот. Оголодавшие, измученные люди не могли быть хорошими бойцами, и в ожесточенной битве погибли почти все в живых осталось лишь два человека.

В глубоком раздумье сидел Поярков после того, как услышал вести о гибели «передовщиков» под мечами джючеров. Десять служилых пали у стен Молдыкидича, сорок умерли голодной смертью на Умлекане, и теперь снова тяжелая потеря…

Но Поярков не сдавался. С остатками изнуренного отряда он двинулся к устью Амура. Четыре дня плыли казаки и охочие люди мимо земель «пашенных джючеров».

Это был тот же рай земной — с грецкими орехами, яблоками и гречневой кашей. Но вскоре начались владения ачанов и катков. Кто они были? Ученые, разбирая отчеты Пояркова, впоследствии решили, что ачаны не кто иные, как гольды. Тут было все больше похоже на знакомый Пояркову сибирский Север. Та же вечная пища — рыба, то же бесхлебье, а мясо — одна лишь свинина.

Якутские удальцы видели жилища ачанов, украшенные перьями орлов, видели людей, одетых в раскрашенные рыбьи кожи. Ложем их служили груды лисьих и собольих шкур. Китайское серебро было у ачанов в ходу; они делали из него кольца, которые носили не только в ушах, но и в носу. Две недели Поярков смотрел на все эти ачанские чудеса…

Потом темная амурская вода понесла казачьи лодки мимо гиляцких земель, где жили «рыбьекожие люди» — еще непонятнее ачанов. Поярков был убежден, что эти свирепые дикари живут в великой дружбе с медведями и даже ездят на них. Где было знать письменному голове, что гиляки приручали медведей не для езды на них, а ради языческих празднеств, где рекой лилась ворвань и рисовая водка, а медведю воздавались божеские почести. После таких праздников медведя обычно сажали в сани, вывозили на речной лед и там… расстреливали из луков. Видел ли Поярков в низовьях Амура глыбу мрамора с таинственными знаками, каменный стол, осыпь древнего щебня у подножий языческих памятников? И как ни учен был для своего времени письменный голова, где ему было прочесть таинственное санскритское заклинание: «Ом мани падме хум» («О ты, сокровище, покоящееся на лотосе»), выбитое на мраморе. Скорее всего Поярков ругал «поганое» язычество, оставившее здесь столь непонятные письмена. Во всяком случае, таинственные знаки, начертанные на мраморе, существовали здесь, когда Поярков совершал свой поход к устью Амура.

…Устье амурское было не за горами. Высокие берега, покрытые лесом, песчаные наносы в протоке великой реки представились взорам якутской вольницы. Поярков долго не мог выбрать места, где можно было бы высадиться для зимовья, — вокруг были великие топи.

Но скоро на берегу Амура застучали топоры, и в дальней земле у берега Восточного океана выросло русское зимовье. Здесь Поярков мог отдыхать от даурских тягот, греться у костра, писать свои «скаски».

«Те землицы людны и хлебны, и соболины, и всякого зверя много, а те реки рыбны, и государевым ратным людям в той землице хлебной скудости ни в чем не будет», — выводил прилежным полууставом письменный голова. Он писал о том, каких неведомых людей «оленных тунгусов улагирей» довелось встретить ему на Брянде-реке, о «тунгусах-биралах» на Силимбе (Селемдже). (Это было первое сведение о народе бирарах.)

«А окончины у них бумажные…» — доносил Поярков якутским, тобольским и московским стольникам, прельщая их богатствами Пегой орды.

«Там в походы ходить и пашенных хлебных сидячих людей под царскую руку перевесть можно, и в вечном холопстве укрепить, и ясак с них собирать…»

Пояркову все мерещились даурские соболя, амурская красная рыба. Сообщал он также о «богдойском хане», до владений которого надо ехать конем шесть недель от реки Селемджи, и о силе его — «бой де у того хана огненный и лучной…».

В своих «скасках» Поярков предлагал воеводам не бросать дела с Пегой ордой, ставить в ее землях новые острожки.

Наступил 1645 год… За своими письменными занятиями Поярков не забывал и «рыбьекожих» людей гиляцкой страны. Двадцать сороков соболей, шесть собольих шуб промыслил он в ясак у гиляков.

Говорили ли ему гиляки о Торокае, или Сахалян анча гата, — острове Устья Черной реки? Туда «рыбьекожие» люди плавали на легких берестяных лодках к своим родичам — островным гилякам.

И где было Пояркову знать, что он едва не замкнул цепь первых европейских исследований на Тихом океане. Ведь он плыл по Амуру к океану навстречу голландским кораблям из Батавии, которые были посланы к Японии в тот год, когда Поярков пустился из Якутска в Пегую орду. Совсем незадолго до выхода поярковцев в устье Амура вымпелы голландских судов развевались у берегов Сахалина и посланцы Ван-Димена разглядывали темные морские просторы.

…Было ли известно о Пояркове иноземным ученым? Этого никто никогда не выяснял. А вот у японского историка Окамото Рюуносукэ я прочел поразившую меня фразу: «Русский подданный Юуфуру (?) путешествовал по Камчатке и впервые узнал о существовании этой земли, то есть Курильских островов…» Пусть Рюуносукэ спутал Курильские острова с Шантарскими, которые действительно видел Поярков (об этом мы скажем ниже), но кто этот загадочный Юуфуру?

Мне кажется, что о Пояркове могли прослышать сахалинские гиляки, они и занесли к японцам весть о таинственном русском. Имя же «Юуфуру» очень похоже на исковерканное «Юрий», уж не посылал ли Поярков верного Юшку Петрова сведать Сахалин, Шантары или Курилы? Японская запись хронологически совпадает по времени с амурским походом Пояркова.

Всю весну строил письменный голова лодки в устье Амура. На утлой посудине он пустился в открытое Ламское море и тогда-то увидел Шантарские острова. Кормчие правили все время к северу. Три месяца плыли удальцы по Охотскому морю, любуясь блеском запоздалых льдин. Лодки вошли в устье Ульи-реки, где в заброшенном зимовье Поярков нашел казаков Москвитина, обживших новый край. Прав был Москвитин, прав был и тот «язык» из тунгусов, который когда-то говорил о «хлебной реке Шилке»; москвитинцы видели теперь первых русских людей, приплывших с Амура бурным Ламским морем.

На Амур пошли думу думати,

У Амур-реки крута гора,

Крута гора, высокая.

На той горе распрощалися,

Друг другу поклонилися…

Может быть, эта песня появилась на свет вместе с возвращением поярковской вольницы в Якутск?

12 нюня 1646 года письменный голова вступил вновь на родную землю. Он рассказывал про свой обратный путь, как волокся нартами с Ульи на Маю, плыл по ней к Алдану и Лене…

Новостей в Якутске за три года было много. С тех пор как ушел Поярков, якутские землепроходцы преуспели во многом. Мишка Стадухин не только сыскал новых «неясачных людей», но и принес в Якутск весть об открытии Колымы и первый сообщил о неведомом народе, именуя его «чюхчи». Курбат Иванов пришел в Якутск с Байкала и написал «чертеж Байкала-озера и рекам, что в него падают, и землицам разным, и расспросные речи про Мугал и про Китайское государство, и про иные землицы и на Байкале, где мочно быть острогу…» Мезенский человек Исайка Игнатьев впервые пустился в плавание по Ледяному морю на восток от Колымского устья и упромыслил моржовую кость.

Несколько землепроходцев уверяли якутского воеводу, что видели большой остров в океане против устья Колымы.

Нетерпеливый Поярков жадно расспрашивал о своих друзьях. Покровителя Пояркова, воеводы Петра Головина, уже не было в Якутске. Еще в 1644 году, в сентябре, был издан указ о новых якутских воеводах — Василии Пушкине и Кирилле Супоневе.

А походы служилых людей продолжались. Мишка Стадухин пошел из устья Колымы искать загадочную «реку Погычу…». Ловцы соболей на Олекме сыскали короткий путь к Амуру — рекой Тугирь. Семейка Дежнев совершил дерзновенный подвиг, проникнув на дощатом коче в воды, разделяющие Старый и Новый Свет.

После смерти Василия Пушкина на его место был назначен новый воевода — Дмитрий Францбеков. Еще в дороге он встретился с кряжистым солеваром Ярофеем Хабаровым, который решил вернуться на родину — в златоглавый Устюг Великий. Но, вдохновившись рассказами Пояркова, передумал. Мечта о тучных колосьях в Пегой орде не давала Ярофею покоя. И он бил челом Францбекову, чтобы наместник позволил «ему, Ярофею, идти на реку Амур на своем коште, с охочими людьми, и государевым счастьем тамошние народы покорять и ясаки с них брать…».

И идут, идут русские люди на Север и Восток… В 1649 году Семейка Шелковников находит себе могилу в зимовье на берегу Охотского моря, Дежнев странствует по Анадырю. Проходит год, и Тимошка Булдаков, не ставя ни во что свою жизнь, пробиваясь сквозь плавучие льды, огибает Святой Нос, или мыс Северный.

Мы не знаем, где был в тот и последующие годы письменный голова Василий Поярков. Ушел ли он в Тобольск или Москву, но по его следу двинулся в Пегую орду такой же неистовый открыватель Ярофей Хабаров. Он проходил по улицам покинутых даурских городов, искал владения князя Лавкая, видел сады и башни Пегой орды. Устюжинский грамотей и пахарь в первых своих донесениях подтверждал все то, что до него говорил Поярков о Даурской земле: «…луги великие и пашни есть, и лесы по той великой реке Амур темные, большие, соболя и всякого зверя много».

Знал ли обо всем Поярков? Судьба его сложилась причудливо. Чернильница письменного головы, меч воина, холщовое знамя открывателя побывали в его нетерпеливых жилистых руках. Но для потомков его главная заслуга в том, что он указал русскому народу путь к Восточному океану по великой реке, открытой вольницей из Тобольска и Якутска.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Поярков исследование тихого океана

Василий Поярков — русский землепроходец: биография, открытия

Служилые люди Сибири

Подходящая кандидатура

Снаряжение

Конкретные цели экспедиции

Даурия

Начало похода

Путь до стоянки судов

Своенравное и непрофессиональное поведение

Первая страшная зимовка

Спуск по Амуру

Новые неведомые племена

Ничем не оправданные поступки

Возвращение

Заслуги и просчеты экспедиции

ВАСИЛИЙ ПОЯРКОВ НА АМУРЕ

Читайте также

XI. В ПЕТЕРБУРГЕ УСОМНИЛИСЬ НЕВЕЛЬСКОЙ ПОДНИМАЕТ НА АМУРЕ РУССКИЙ ФЛАГ

Василий Поярков

Глава XXVII Василий I и его сын — Василий II «Темный»

Василий II

Белоповстанческие мятежи на Амуре

§ 45. Великие князья Василий I Дмитриевич и Василий II Васильевич Темный

Василий III ― Василий II Темный

Глава 4. Моряки на Амуре

Военные действия на Амуре

Поярков на Амуре и Охотском море

162. ОТПИСКА ЕРОФЕЯ ХАБАРОВА О ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЯХ НА РЕКЕ АМУРЕ (1652 г., — в августе)

Глава № 4 Великий Триглав на Амуре и триалектика

Глава № 3 Неизвестные «автографы» академика живописи Е.Е. Мейера на Амуре

Глава № 8 Ерофей Хабаров на Амуре

Василий Слепой и Рюрик-Василий

Поярков Василий Данилович